Как ни удивительно, принимая во внимание продолжительность битвы и количество участников, имеются сведения о гибели всего 169 рыцарей коалиции и двух французских конников, что, вероятно, следует приписать качеству имевшихся у них в те времена доспехов. О потерях у пехоты не сообщается, но можно предположить, что среди пеших воинов, также хорошо обеспеченных защитным вооружением, количество убитых тоже было невелико. Куда больше оказалось пленных, отправившихся в заточение в тюрьмы Филиппа, среди них и пять крупных баронов: граф Фландрии Ферран ( просидевший в плену до 1227г.), У и - льям Солсберийский, Рено Булонский, Биллем Голландский и оставшийся безымянным граф Текленбурга, а также 25 других нобилей и 139 рыцарей. Спастись бегством удалось только им - ператору Оттону IV Брауншвейгскому, Гендрику Брабантскому и Гюгу де Бову. Однако для Оттона IV и Гюга де Бова проигранное сражение имело фатальные последствия. В результате поражения под Бувином император потерял власть в Германии, а вскоре и жизнь, ибо правота Иннокентия III и сложивших с себя клятву Оттону немецких баронов получила доказательс - тво «в горниле испытания битвы». Когда Оттон попытался восстановить положение, то немедленно обнаружил, что вчерашние союзники в лагере германцев отвернулись от него. Фридрих II, не встречая противодействия, взошел на германский трон. Опасаясь поимки и казни, Оттон IV еще четыре года пробегал, пригреваемый то там то тут немногими из остав - шихся друзей, пока в 1218 г. не умер естественной смертью. Гюг де Бов прожил куда меньше. Стремясь добраться до безопасного Лондона сразу после проигранного сражения, он, как считают хронисты, свалился за борт во время шторма в проливе и утонул. Английские потери выразились не только в людях, но и в географических названиях. От некогда обширной Анжуйской империи во Франции Иоанну осталась только Гасконь. Английская власть над ней сохранялась и при слабом Генрихе III Английском и пережила внуков и правнуков Филиппа II — великих Капетингов вплоть до блистательного Филиппа IV, — чтобы вскоре после его ухода Гасконь послужила прекрасным плацдармом для Столетней войны, от начала которой битву при Бувине отделяло почти полтора столетия.